Экономика как глобальный «Титаник»: кто победит в борьбе за каюты первого класса?
Европейскую экономику ждёт стагнация, а у России и США – не всё так плохо, как об этом пишут. О том, как работают уже введённые санкции и ждать ли новых, в какую сторону меняется уровень жизни, победит ли политика экономику, что будет с энергетическими рынками, Фёдору Лукьянову рассказал Леонид Григорьев, ординарный профессор, научный руководитель департамента мировой […]
Европейскую экономику ждёт стагнация, а у России и США – не всё так плохо, как об этом пишут. О том, как работают уже введённые санкции и ждать ли новых, в какую сторону меняется уровень жизни, победит ли политика экономику, что будет с энергетическими рынками, Фёдору Лукьянову рассказал Леонид Григорьев, ординарный профессор, научный руководитель департамента мировой экономики НИУ ВШЭ для передачи «Международное обозрение».
Фёдор Лукьянов: Я ловлю себя на ощущении, что международная политика сейчас стала менее предсказуема, чем экономика, хотя раньше нам всегда говорили, что экономические прогнозы – это абсолютно бессмысленное дело. Так ли это? Экономика более понятна, чем политика? И, самое главное, почему?
Леонид Григорьев: Всегда так было, просто политики этого не замечают. Они думают, что политика устойчива и надёжна, а в экономике постоянно прыгают ставки, цены и так далее. Нет. Мировая экономика – это глобальный «Титаник», который трудно повернусь. Даже если он иногда идёт на айсберг, он всё равно с трудом сворачивает – у него немыслимая инерция.
Фёдор Лукьянов: Экономика проходит «айсберг» и дальше движется после этого?
Леонид Григорьев: Тут уж как повезёт: когда-то не повезло, а когда-то проскочили. Экономика имеет свои устойчивые законы. Как стало заметно в Европе, вы не можете взять и отключить сами у себя газ – слишком много недовольных. Политики всегда борются за смену кают на «Титанике», чтобы пересесть в первый класс. Для экономистов вся политическая суета – это понятный или непонятный хаос по сравнению с устойчивостью потоков энергии, людей, финансов.
Фёдор Лукьянов: Вы недавно говорили и писали, что все экономические теории больше не работают.
Леонид Григорьев: Во-первых, не все. Во-вторых, земное тяготение тоже работает по-разному, но это же не значит, что оно не работает. Наш лозунг в департаменте (департамент мировой экономики НИУ ВШЭ – прим. ред.): «Нет экономики, кроме мировой экономики». Мы разные! Мы не такие, как Бразилия, Индия, Китай и США, но это не значит, что у нас совсем разные законы, есть общие.
Целый ряд теорем, которые получали Нобелевские премии (совершенно справедливо), сейчас в жизни не работают, поэтому надо соображать. Нам нужен критический анализ теоретических основ целей устойчивого развития. Программу приняли, написали, – что если будем делать вот это, то потом что-то получится, а оно не получается. Есть два варианта: 1) не делали то, что хотели; 2) делали, но неправильно или мало. Но я предлагаю задуматься ещё и над тем, что неправильно понимали устройство механизма. Пришли с нагайкой к мерседесу.
Фёдор Лукьянов: Политика сейчас, как нагайка. Она не покладая рук работает над тем, чтобы мир весь разогнать во все стороны, разделить, расчленить, а экономика сопротивляется, выворачивается и сохраняет свою целостность. Это правда?
Леонид Григорьев: Это правда. Это здравый смысл, прежде всего, самих людей, потребителей и рабочих, предпринимателей и даже некоторых политиков. Вы не можете остановить мировое личное потребление: люди всё равно передвигаются, тратят электроэнергию, а это нужно всё произвести и потребить. В большинстве случаев вы не можете не потребить, потому что оно будет либо душить, либо что-нибудь сгниёт, поэтому экономика, конечно, сопротивляется. Это очень помогает при санкциях, потому что это, как в балладе Милна, где король требовал свой бутерброд, только все хотят свой бутерброд – бутерброды у всех разные, но тем не менее. Поэтому экономика сопротивляется любым воздействиям политики. Было нарушено глобальное управление (Global Governance), хотя это не управление, это координация, разумный контроль. Он был нарушен до 2019 года.
Фёдор Лукьянов: То есть ещё до пандемии COVID-19?
Леонид Григорьев: Да, пошёл процесс. Пандемия нанесла тяжелейший шок, остановив многие вещи, а, главное, показав всем, какие мы уязвимые и неустойчивые. Часть мира стала пытаться удерживать контроль над ресурсами, придержать его или, по крайней мере, самим распорядиться, максимизировать какие-то выигрыши, которые появились на время. Много чего произошло.
Нужно учитывать, что все страновые организации матрёшечные, то есть внутри больших систем есть много составляющих.
Для тех, кто помнит кибернетику, – один из крупных теоретиков кибернетики Уильям Эшби размышлял про взаимодействие внутри больших систем. Идея совершенно простая и понятная: если есть части, которые между собой взаимодействуют, и какая-то из них неустойчивая, то она приводит всю систему в неустойчивость. Но есть разница между системами с большим количеством внутренних связей между этими частями и малым. Когда их мало, то передача импульса нестабильности ограничена. А система с большим количеством частей взаимосвязи трудно приходит в устойчивое состояние. Это мы наблюдаем. Политика непрерывно даёт отрицательный импульс. Когда система устаканивается на месяц, выскакивают люди, которые, видимо, получают зарплату от нестабильности, готовые ещё что-нибудь придумать для дальнейшей дестабилизации.
Фёдор Лукьянов: Какие просматриваются основные мировые экономические вызовы на 2025 год?
Леонид Григорьев: Ответ на этот вопрос принято начинать с ожидаемых действий Дональда Трампа. В течение длительного времени американцы так много говорили о своих страданиях, что типично для года выборов, хотя у них экономика в сносном состоянии.
Если посмотреть, что пишут действительно грамотные специалисты, а не шарлатаны, которые наживаются на нестабильности и страхах слушателей, то, в общем, Трампу можно некоторое время ничего не делать. У американцев внутри страны не происходит ничего драматического, требующего немедленной реакции. Всё зависит от того, что из того, что он говорил, реально будет запущено.
Приведу в пример Франклина Рузвельта. Он четыре месяца после выборов молчал, ничего не говорил. Его инаугурировали 4 марта 1933 г., а 5 марта он закрыл все банки и разрешил открыть пивные – выдающийся день в американской истории. Поэтому мы ждём, что произойдёт. В принципе, что бы он ни сделал, политическая, регулятивная и другие реакции могут быть объявлены сразу, но это не значит, что это немедленно проявится в реальной экономике. «Титаник» в это время, не меняя скорости, пойдёт в весну.
Европейские союзники сейчас в панике, потому что им надо на кого-то свалить то, что они плохо управляли своими делами в течение последних пятнадцати лет. У них точно всё тихо останавливалось. Они много чего делали, и много чего лучше бы вообще не делали.
Китай будет в порядке. Крики западной прессы, что он притормаживает, не отражают реальную картину: он «притормаживает» уже 12 лет, последний раз их 10-процентные темпы были очень давно. Это новая нормальность – 5 процентов. Там свои проблемы, но бóльшая часть того, что пишется про Китай, производят люди, которые не понимают в экономике и не знают китайского языка.
Фёдор Лукьянов: Многое ведь пишется с целью повлиять на настроения.
Леонид Григорьев: Отдельно плавающий китайский корабль крайне эффективно не читает все эти вопли. Если кто-то думает, что влияет на китайскую политику своими статьями, то глубоко заблуждается.
Фёдор Лукьянов: А если Трамп действительно, как он обещает, введёт запредельные пошлины, это повлияет?
Леонид Григорьев: Они построили какое-то количество заводов и производят дешёвые автомобили. На что здесь можно повлиять? На доходы китайских компаний? Или на продажи? Доходы можно повредить, а продажи нет. Европейцы постоянно говорят, что нужны электромобили, но только не китайские. Это наталкивает на вопрос, а почему они сами тогда не производят? Кто им мешает? Европа – очень странное явление.
Фёдор Лукьянов: Мы на этом фоне как выглядим? У нас про экономику разное говорят: от блистательного до настороженного.
Леонид Григорьев: Прежде всего, у нас, россиян, есть тенденция страдать. Даже если у тебя всё хорошо, прилично жаловаться на здоровье, деньги и ставку Центрального банка, то есть если у тебя совсем всё хорошо, ты жалуешься на ставку Центрального банка, у тебя всегда есть в запасе эта любимая тема.
На самом деле, весной прошлого года система Мирового статистического банка произвела пересчёт валового продукта на душу населения по всему миру. По-настоящему прибавила ретроспективно за десятилетия только самым развитым странам, у остальных осталось примерно как есть. Больше всего прибавили скандинавским странам, у которых и так цифры были хорошие, Восточной Европе хорошо прибавили. Китаю добавили с 18 на 22 тысяч на душу – это очень прилично. У нас было 28–30, стало 38–40, то есть неожиданно статистики Мирового банка сообщили нам, что всё неплохо, а мы сопротивляемся.
Внутри страны мы видим, что потребление-то идёт. Есть инфляция, но доход идёт. Одни страдают, что инфляция, а другие – что очень быстро растут номинальные доходы (но раз инфляция, они естественно растут вместе). Несмотря на это, мы видим 2–3 процента экономического роста, что в мире, в частности в Европе, не наблюдается. Конечно, это особая экономика – специфическая промполитика.
Произошло две важные вещи (причём обе вынужденно): 1) санкциями остановили утечку денег из страны, и стало получше, так как это ресурс для экономики; 2) запустили промышленную политику, которую, может быть, надо было бы запускать чуть раньше, но, тем не менее, импортозамещение идёт. Страна стала работать в экстраординарном режиме, но люди работают. Посмотрите опросы ВЦИОМ, в 2023–2024 гг. у людей состояние лучше, чем было до.
Фёдор Лукьянов: Огромный массив санкций уже введён. Европа сразу в 2022 г. за две недели почти всё исчерпала. Каков потенциал ужесточения, который может на что-то повлиять?
Леонид Григорьев: В экономике – очень небольшой. Это будет попытка мониторить наши действия там, где они что-то хотели перекрыть, а не удалось. Во-первых, это очень муторно, во-вторых, как известно, зверь, на которого охотятся, становится умным даже в природе, не говоря уже о людях. У тех, кто вводил санкции и что-то не получилось, начинается раздражение. Они что-то пытаются ещё придумать, психологически не могут остановиться.
Фёдор Лукьянов: Чего-то системного, что ещё не введено, уже не осталось?
Леонид Григорьев: Не заставляйте меня даже внутренне повернуть шахматную доску и играть на другой стороне …
Фёдор Лукьянов: Что будет с энергетическими рынками?
Леонид Григорьев: Энергетика – это неизбежный элемент гарема, но это не любимая жена, – кто-то должен производить дрова на всю семью. Энергетика устаканилась в динамике. Идёт значительное энергосбережение, чтобы обеспечить экономический рост и одновременно требовать снижение добычи угля. На международных встречах в Дубае и в Баку всё-таки теперь пришли к разумному мнению, что они борются с углём и нефтью – борцы за чистую энергию оставили в покое газ и атом. Сактировали атом и большие гидростанции, которые считались вредными. Американские выбросы парниковых газов за последние десятилетия снижаются, но доля угля, нефти и газа 80 процентов в топливно-энергетическом балансе, то есть снижение идёт внутри баланса, съехав от угля на газ (от газа в 2,5 раза меньше выбросов на ту же производственную энергию).
Всё-таки экономический рост на два с лишним процента в мире идёт. Конечно, не так много, как когда очень быстро рос Китай и все были в порядке, но идёт. Нефть стабильна, и цены стабилизировались. Американцы на рынке фактически играют успокоительную роль.
В ОПЕК++ при всём геополитическом нагнетании, если посмотреть на объёмы производства и на то, что происходит с ценами, всё гораздо спокойнее. ОПЕК не регулирует всё в одиночку, это очень сложно. В мире некоторые страны перестали инвестировать в углеводороды, они ещё добывают по инерции, но почти не инвестируют. Какие-то страны не могут инвестировать, потому что правительства приняли запретительные меры. Но ведь кто-то должен снабжать, соответственно, и мы имеем свою долю на этом рынке торговли энергоносителями.
Возвращается уголь. Отдельные страны Европы прекратили добывать уголь, но стали больше его импортировать. Угольного электричества в мире ещё прилично. Прогресс идёт в понятном направлении, но, конечно, цели 2030 г. «не видны». К сожалению, для тех, кто верует в климатическую программу, вернуться к такому росту, чтобы ограничить температуру планеты на +1,5°C к 2100 г. уже не реально. Там будет 2–2,5°C – значит грядёт увеличение засух, наводнений и тайфунов.
